06 апреля (24 марта) 1913 года

Современный башмак и Венера.

(Диспут «Мишень»).

— Смотрите! Небо заревеет и проснулась старая грубость и дикость. Будем им рады! Бежим на площадь! Пора кричать не в замкнутых кругах, но для толпы, которую так презирали. Мы последние варвары мира старого и первые варвары мира нового! Старые мятежники начинали слишкои поздно и проигрывали. На мы молоды, и наша молодость победит!
Так уверенно и победно звал к новой красоте вчерашний петербургский гастролер „Мишени“ — 18-летний М.Ф.Зданевич, футурист из футуристов.
— Мы утверждаем божественную суетность современности взамен старой торжественности.
— Мы зовем отрешиться от прошлого, мы сожжем все музеи и библиотеки.
— Мы провозглашает смерть любви. Мы выкинем из искусств женщину, как носительницу похоти, мы презираем любовь к детям и к матеря. Борьбу мы славим, как единственное оправдание искусства и жизни. Войну воспоем мы—эту гигиену мира!
— Любовь—наш первый враг, луна—вот наш самый заклятый враг.
— Долой праздную и глупую луну—мать меланхолии, лени, властительницу символистов, от великого Верлэна до великого Бальмонта!
Громовым хохотом ответила весело настроенная аудитория на призыв к свержению луны, но главное было впереди.
— Новую красоту несем мы миру—красоту быстроты. Долой голую, нищую землю—поэзию машин, гигантских сооружений и бешеную победу пространства, „всеприсутственность“ воспеваем мы.
И совсем уж неожиданно:
На экране—изображение Венеры Милосской, а в руках лектора: старый поношенный башмак.
— Вот перед вами Венера. Почему она красива? Потому, что этому нас научили. Красота башмака прекраснее, потому что она автономна и не осознана.
Юноша долго стоит с башмаком в руках, a волнение аудитории неописуемо.
— Уберите башмак, к черту башмак!
— Коммивояжер!
Свист, топот, бешеный крик, наконец, заставляют убрать башмак. Когда кончился инцидента с башмаком, на смену пришла глупейшая, уже совсем детская бравада на тему в „презрении к нищей земле.”
— Почему вы заворачиваете брюки? Или потому, что это модно, или если грязно. Мы же, футуристы, отворачиваем брюки, потому что презираем землю, по которой ступает.
Подобными перлами была уснащена речь этого, выражаясь мягко, бесцеремонного юноши, излагавшего чужие теории футуризма с прибавкой „мы!“
Когда же юноша пытался объяснить показываемые на экране картины футуристов „своими словами,“ — это было зрелище жалкой беспомощности.
Выручал «любимец публики» М.Ф.Ларионов.
— «Гитарист», — возглашает Зданевич.
— Где гитарист? Где гитарист? — надрывается публика.
М.Ф.Ларионов среди страшного шума кричит:
— Господа! Здесь нет гитариста и нет гитары! (Гомерический хохота). Гитара—это только тема.
Такими «гитаристами» являются все произведения футуристов.
После футуристов показывал свои работы и работы Гончаровой — М.Ф.Ларионов, к которому публика относится чрезвычайно добродушно.
— Это моя картина! Это я писал, — по домашнему объясняет Ларионов.
Слов нет, диспут был веселый, и публика не обманулась в ожиданиях.
Но, по-видимому, диспуты приелись: аудитория была полна, но не переполнена.
К возражениям, кроме заранее намеченных оппонентов, записалось еще много человек.
Передавать их речи надобности нет.
Но конец ознаменовался колоссальным скандалом.
Когда один из оппонентов заговорил не по существу, М.Ф.Ларионов лишил его слова. Публика запротестовала. Поднялась неописуемая буря.
Ларионов тоже кричал исступленно.
Толпа подошла к эстраде.
Взбешенный Ларионов пустил в публику графином и всеми стульями, какие были на эстраде.
Завязалась настоящая драка.
Диспут, конечно, был прекращен, но уже мерами полиции.
Воспользовавшись минутой затишья, на эстраду вышла г-жа Гончарова и крикнула в публику:
— Стадо баранов!
Хаос последних минута этого «буйного пира» поистине требует красок футуристических.

Е. Я.